Неточные совпадения
Глуповцы ужаснулись. Припомнили генеральное сечение ямщиков, и вдруг всех озарила мысль: а ну, как он этаким манером целый город выпорет! Потом стали соображать, какой смысл следует придавать слову «не потерплю!» — наконец прибегли к
истории Глупова, стали отыскивать
в ней примеры спасительной градоначальнической строгости,
нашли разнообразие изумительное, но ни до чего подходящего все-таки не доискались.
Громада разошлась спокойно, но бригадир крепко задумался. Видит и сам, что Аленка всему злу заводчица, а расстаться с ней не может. Послал за батюшкой, думая
в беседе с ним
найти утешение, но тот еще больше обеспокоил, рассказавши
историю об Ахаве и Иезавели.
— Если хорошенько разобрать
историю этой девушки, то вы
найдете, что эта девушка бросила семью, или свою, или сестрину, где бы она могла иметь женское дело, — неожиданно вступая
в разговор, сказала с раздражительностью Дарья Александровна, вероятно догадываясь, какую девушку имел
в виду Степан Аркадьич.
И Аркадий рассказал ему
историю своего дяди. Читатель
найдет ее
в следующей главе.
На террасе говорили о славянофилах и Данилевском, о Герцене и Лаврове. Клим Самгин знал этих писателей, их идеи были
в одинаковой степени чужды ему. Он
находил, что,
в сущности, все они рассматривают личность только как материал
истории, для всех человек является Исааком, обреченным на заклание.
Козлов приносил
в редакцию написанные на квадратных листочках бумаги очень мелким почерком и канцелярским слогом очерки по
истории города, но редактор редко печатал его труды,
находя их нецензурными или неинтересными.
— Послушайте, Вера Васильевна, не оставляйте меня
в потемках. Если вы
нашли нужным доверить мне тайну… — он на этом слове с страшным усилием перемог себя, — которая касалась вас одной, то объясните всю
историю…
Много ужасных драм происходило
в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет
в книгах сильных ощущений, за неимением последних
в самой жизни, тот
найдет большую пищу для воображения
в «
Истории кораблекрушений», где
в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
Атеизм Химика шел далее теологических сфер. Он считал Жофруа Сент-Илера мистиком, а Окена просто поврежденным. Он с тем пренебрежением, с которым мой отец сложил «
Историю» Карамзина, закрыл сочинения натурфилософов. «Сами выдумали первые причины, духовные силы, да и удивляются потом, что их ни
найти, ни понять нельзя». Это был мой отец
в другом издании,
в ином веке и иначе воспитанный.
Я
нашел тогда свою родину, и этой родиной стала прежде всего русская литература {Эта часть
истории моего современника вызвала оживленные возражения
в некоторых органах украинской печати.
Славянофилы искали
в истории,
в обществе и культуре ту же духовную целостность, которую
находили в душе.
Понять смысл
истории мира значит понять провиденциальный план творения, оправдать Бога
в существовании того зла, с которого началась
история,
найти место
в мироздании для каждого страдающего и погибающего.
«Переживание» мы
находим не только
в душе человека, но и
в душе мира,
в истории,
в культуре.
Здесь, как и
в богатой Александровской слободке, мы
находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных, большое число женщин свободного состояния и почти ту же самую «
историю прошлого», с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что
в былое время тут
в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало
в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
—
В этой
истории, — продолжал молодой человек задумчиво, — есть еще другое лицо, хоть мы напрасно искали здесь другой плиты. Судя по старой записи, которую мы
нашли в монастыре, рядом с Карым похоронен молодой бандурист… слепой, сопровождавший атамана
в походах…
Не сравнивая значения Островского с значением Гоголя
в истории нашего развития, мы заметим, однако, что
в комедиях Островского, под влиянием каких бы теорий они ни писались, всегда можно
найти, черты глубоко верные и яркие, доказывающие, что сознание жизненной правды никогда не покидало художника и не допускало его искажать действительность
в угоду теории.
— Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю-с. Так что даже и не слыхивал-с, — отвечал
в раздумье чиновник, — то есть я не об имени, имя историческое,
в Карамзина «
Истории»
найти можно и должно, я об лице-с, да и князей Мышкиных уж что-то нигде не встречается, даже и слух затих-с.
Вы уже должны знать от Павла Сергеевича [Бобрищева-Пушкина], что «L'oncle Tome» [«Хижина дяди Тома» (роман Бичер-Стоу).] уехал с Якушкиным
в Иркутск. — Якушкин
в последнем письме просит чтобы я ему переслал Милютина [Имеется
в виду «
История войны 1799 г.» Д.А.Милютина, опубликованный
в 1852–1853 гг. известный труд об итальянском походе А.
В. Суворова, премированный Академией наук.] и отчеты по училищам, которые у вас остались. Пожалуйста, доставьте мне все это; я
найду возможность перебросить
в Иркутск.
Это сторона, так сказать, статистическая, но у раскола есть еще
история, об которой из уст ихних вряд ли что можно будет узнать, — нужны книги; а потому, кузина, умоляю вас, поезжайте во все книжные лавки и везде спрашивайте — нет ли книг об расколе; съездите
в Публичную библиотеку и, если там что
найдете, велите сейчас мне все переписать, как бы это сочинение велико ни было; если есть что-нибудь
в иностранной литературе о нашем расколе, попросите Исакова выписать, но только, бога ради, — книг, книг об расколе, иначе я задохнусь без них ».
Я рассказал ему всю
историю с Смитом, извиняясь, что смитовское дело меня задержало, что, кроме того, я чуть не заболел и что за всеми этими хлопотами к ним, на Васильевский (они жили тогда на Васильевском), было далеко идти. Я чуть было не проговорился, что все-таки
нашел случай быть у Наташи и
в это время, но вовремя замолчал.
— Удивительная
история. Палача не могли
найти. Один был
в Москве, и тот, рассказывал мне сын, начитался Евангелия и говорит: не могу убивать. Сам за убийство приговорен к каторжным работам, а теперь вдруг — не может по закону убивать. Ему говорили, что плетьми сечь будут. Секите, говорит, а я не могу.
— Гражданские истории-с. Имея с малолетствия жажду к просвещению и будучи отторгнут от светского общества, единственную
нахожу для себя отраду
в своей невинности и
в чтении назидательных
историй.
Все они ответили ему без замедления и
в весьма лестных выражениях отзывались о капитальности труда и о красноречии автора, но
находили вместе с тем, что для обнародования подобного рода
историй не пришло еще время.
Все это вместе решило меня сделать первый опыт на русском языке. Охотников до уженья много на Руси, особенно
в деревнях, и я уверен, что
найду в них сочувствие. Прошу только помнить, читая мою книжку, что она не трактат об уженье, не натуральная
история рыб. Моя книжка ни больше ни меньше как простые записки страстного охотника: иногда поверхностные, иногда односторонние и всегда неполные относительно к обширности обоих предметов, сейчас мною названных.
Киш, наконец, вышел из университета и
в ожидании, пока Лаптевы
найдут ему какую-нибудь должность, просиживал у них по целым дням, рассказывая длинные, скучные
истории.
Львов (входит, смотрит на часы). Пятый час. Должно быть, сейчас начнется благословение… Благословят и повезут венчать. Вот оно, торжество добродетели и правды! Сарру не удалось ограбить, замучил ее и
в гроб уложил, теперь
нашел другую. Будет и перед этою лицемерить, пока не ограбит ее и, ограбивши, не уложит туда же, где лежит бедная Сарра. Старая, кулаческая
история…
Забелин! вы все, которые с помощью Чурилок
нашли себе доступ
в храм
истории, — я проклинаю вас!
Труднее всего вначале было
найти в городе хорошую квартиру, и целый год были неудачи, пока через знакомых не попалось сокровище: особнячок
в пять комнат
в огромном, многодесятинном саду, чуть ли не парке: липы
в петербургском Летнем саду вспоминались с иронией, когда над самой головой раскидывались мощные шатры такой зеленой глубины и непроницаемости, что невольно вспоминалась только что выученная
история о патриархе Аврааме: как встречает под дубом Господа.
Следовательно, главная задача
истории великого человека состоит
в том, чтобы показать, как умел он воспользоваться теми средствами, какие представлялись ему
в его время; как выразились
в нем те элементы живого развития, какие мог он
найти в своем народе.
Карамзин имел пред собою добросовестный свод летописей — Татищева и довольно смышленую
историю Щербатова; г. Устрялов тоже имел верный свод событий
в истории Макарова, исправленной самим Петром, и
нашел некоторое пособие
в хронологическом сборе фактов, находящемся
в «Деяниях» Голикова.
В самом деле — во всей
истории Петра мы видим, что с каждым годом прибавляется у него масса знаний, опытность и зрелость мысли, расширяется круг зрения, сознательнее проявляется определенная цель действий; но что касается энергии его воли, решимости характера, мы
находим их уже почти вполне сложившимися с самого начала его юношеских действий.
Первые учители Петра исчезают
в скором времени из его
истории, и он не обращает на них внимания, как скоро
находит, кем заменить их; только Зотов играет
в его близком кругу довольно комическую роль князя-папы.
Рассуждая таким образом, нельзя не назвать труд г. Устрялова весьма замечательным явлением
в нашей литературе, и, вероятно, даже специалисты-ученые, занимающиеся русской
историей, не много
найдут в «
Истории Петра» таких мест, которые можно бы было упрекнуть
в неосновательности,
в недостоверности или несправедливости.
Вот
в таком-то положении, господа,
находим мы теперь героя совершенно правдивой
истории нашей, хотя, впрочем, трудно объяснить, что именно делалось с ним
в настоящее время.
Мой старый друг очень благосклонно выслушал всю
историю моих сношений с Грациановым и все действия последнего
нашел в высшей степени легкомысленными.
Эти болезненно щекотливые люди между прочим говорят, что они не видят никакой надобности
в оглашении этой
истории; я же вижу
в этом несколько надобностей, из коих каждая одна настоятельнее другой: 1) я хочу изложением
истории похождений Артура Бенни очистить его собственную память от недостойных клевет; 2) я желаю посредством этой правдивой и удобной для поверки повести освободить от порицания и осуждения живых лиц, терпящих до сих пор тяжелые напраслины за приязнь к Бенни при его жизни; 3) я пытаюсь показать
в этой невымышленной повести настоящую картину недавней эпохи, отнявшей у нашей не богатой просвещенными людьми родины наилучших юношей, которые при других обстоятельствах могли бы быть полезнейшими деятелями, и 4) я имею намерение дать этою живою
историею всякому, кому попадется
в руки эта скромная книжка, такое чтение,
в коем старость
найдет себе нечто на послушание, а молодость на поучение.
Говорят, Клеопатра (извините за пример из римской
истории) любила втыкать золотые булавки
в груди своих невольниц и
находила наслаждение
в их криках и корчах.
Такую
историю, что даже сам Де-Грие
нашел необходимым вмешаться (а он вмешивается только
в самых важных случаях), посетил меня (каково!), просил, умолял меня — он, Де-Грие, меня!
Павел Федорович Фермор рассказал все, что ему было известно, но Мандт
нашел это недостаточным: ему для уяснения себе дела и для доклада о нем государю нужно было иметь «
историю болезни», написанную медиком, и притом все это надо было иметь
в руках и завтра утром уже доложить государю.
Святополк Окаянный, столь известный
в истории братоубийствами, также
находит себе оправдание
в «Записках».
Но императрица, просматривая его труд и делая на него свои замечания, говорит: «Я
нашла во многом здравую критику «Записок касательно российской
истории»; но что написано, то написано: по крайней мере ни нация, ни государство
в оных не унижено» (45).
(51) Как видно, это сделано было по убеждению императрицы, потому что даже
в ее замечаниях на Стриттера мы
находим обвинение
в том, что он возобновил нелепые басни о мести Ольги древлянам, выброшенные из («Записок о русской
истории» (Старч., стр. 235).
Между службами я читала Евангелие, и все понятнее и понятнее мне становилась эта книга, и трогательнее и проще
история этой божественной жизни, и ужаснее и непроницаемее те глубины чувства и мысли, которые я
находила в его учении.
Екатерина Завоевательница стоит на ряду с первыми Героями вселенной; мир удивлялся блестящим успехам Ее оружия — но Россия обожает Ее уставы, и воинская слава Героини затмевается
в Ней славою Образовательницы государства. Меч был первым властелином людей, но одни законы могли быть основанием их гражданского счастья; и
находя множество Героев
в Истории, едва знаем несколько имен, напоминающих разуму мудрость законодательную.
Мы хотели указать на наших ученых — на то, как г. Вельтман считал Бориса Годунова дядею Федора Ивановича; как г. Сухомлинов
находил черты народности у Кирилла Туровского, потому что у него, как и
в народных песнях, говорится: весна пришла красная; как г. Беляев доказывал, что древнейший способ наследства — есть наследство по завещанию; как г. Лешков утверждал, что
в древней Руси не обращались к знахарям и ворожеям, а к врачу, который пользовался особенным почтением; как г. Соловьев (
в «Атенее») уличал г. Устрялова
в том, что он вместо
истории Петра сочинил эпическую поэму, даже с участием чудесного; как г. Вернадский сочинил
историю политической экономии по диксионеру Коклена и Гильомена; как г.
В то самое время, как «Морской сборник» поднял вопрос о воспитании и Пирогов произнес великие слова: «Нужно воспитать человека!», —
в то время, как университеты настежь распахнули двери свои для жаждущих истины,
в то время, как умственное движение
в литературе, преследуя титаническую работу человеческой мысли
в Европе, содействовало развитию здравых понятий и разрешению общественных вопросов: —
в это самое время сеть железных дорог готовилась уже покрыть Россию во всех направлениях и начать новую эру
в истории ее путей сообщения; свободная торговля получила могущественное развитие с понижением тарифа; потянулась к нам вереница купеческих кораблей и обозов; встрепенулись и зашумели наши фабрики; пришли
в обращение капиталы; тучные нивы и благословенная почва нашей родины
нашли лучший сбыт своим богатым произведениям.
«Не ранее 1033 года Ярослав успел изгнать Святополка из Киева», — положительно утверждает г. Жеребцов; между тем
в самом кратком учебнике русской
истории вы
найдете, что бегство и смерть Святополка относятся к 1019 году.
Да
Историю еще какую-то
нашли — вот уж подлинно ис-то-ри-я!!» Хохочет Топтыгин
в берлоге, про
Историю вспоминаючи, а на сердце у него жутко: чует он, что сам Лев
Истории боится…
Более сил
нашел в себе Гоголь, которого значение
в истории русской литературы не нуждается уже
в новых объяснениях.
Немедленно занялся я разбором драгоценных сих записок и вскоре
нашел, что они представляли полную
историю моей отчины
в течение почти целого столетия
в самом строгом хронолог<ическом> порядке.